Ответил: Alex72
Tue Dec 8, 2015 4:06:14 pm
|
Татьяна Тякина: красота и доброта неразделимы Татьяне Тякиной в нынешнем сентябре исполнится 24 года. Возраст по современным понятиям чуть ли не младенческий, многие дочки в это время еще никак не могут оторваться от маминой юбки, сами, кстати, уже будучи мамами. Есть, правда и другая категория молодых женщин, рано ставших вполне взрослыми, успевших вкусить «красивой» жизни, рвущих от нее всеми правдами и неправдами свой «кусок пирога» Татьяна ни к тем, ни к другим не принадлежит. В самостоятельную жизнь она уехала с Сахалина в неполные 15 лет, закончила в Суздале художественное училище, а затем вернулась в родное Тымовское и преподавала там в местной художественной школе. А последний полгода живет в Южно-Сахалинском православном приходе во имя святителя Иннокентия митрополита Московского, занимается иконописью в маленькой мастерской и поет в церковном хоре. Сегодня Татьяна отвечает на вопросы «Свободного Сахалина» - Татьяна, ты в детстве играла в куклы? - А как же! Это моя любимая игра. Мы с подружками называли ее игрой в дом. По очереди становились «мамами» с символическим хозяйством, а куклы были нашими детьми. У меня этот период затянулся, и когда я приезжала из Суздаля на каникулы, то все еще шила куклам платья. -Но ведь, наверное, и рисовала? - Не без этого. Правда в детстве какой-то особой тяги к живописи не было. В художественную школу поступила в 10 лет, наверное, потому что годом раньше меня не приняли в музыкальную. Сказали, что «медведь на ухо наступил». - Как же наступил, если сейчас поешь в хоре? - Значит, не наступил, ошиблись специалисты, или конкурс на музыку слишком большой был. А в художественную школу принимали всех желающих, открывали ее тогда в Тымовском супруги Климовы . Они к нам после института из Хабаровска приехали и набрали в первый класс около семидесяти человек. Большая часть из них, конечно, отсеялась, ну а те, кто закончил школу, до сих пор благодарны Климовым . И я им очень обязана, они не только хорошие педагоги, но и замечательные люди. Четыре года ездила я чуть ли не каждый день из села Кировского, где мы в то время жили, за несколько километров в Тымовское . - Видимо, Климовы сумели дать тебе что-то большее, чем только профессиональные навыки художника? - Конечно. Они затронули какую-то самую главную мою струнку, определив всю дальнейшую жизнь. В Суздальское училище я поступила без проблем, несмотря на значительный конкурс. Там тоже себя «белой вороной» не чувствовала. Благодаря Климовым я очень много читала, и оказалось, что часть книг, которые ценились моими новыми друзьями в Суздале, я уже знаю. Шекспир, Маркес, Бернард Шоу, японские классики – вот круг моего чтения в 12-15 лет. И не только моего. Для тех, кто учился у Климовых , эти авторы были естественны уже в отроческом возрасте. - Только зарубежные? - Нет, конечно. Я очень люблю и с удовольствием читаю русских поэтом «серебряного» века. Но всем остальным предпочитаю Пушкина. - А какие сюжеты тебе наиболее близки в живописи? -Пейзажи и портреты, что называется, в чистом виде. Они, по-моему, наиболее точно передают настроение человека. И пишущего, и того, которого пишут. А это, думается, более ценно, чем какие-то бытовые, жанровые зарисовки. - Были в твоей живописи удачи? - Без них, наверное, и училище бы бросила. Моя живопись далека от реалистической, да и абстрактной ее не назовешь. Есть у меня тымовский ночной пейзаж: ночь, неосвещенный тротуар среди деревьев, а впереди, на центральной площади, просвечивают фонари. Получается такая темная аллея, ведущая к свету. Меня притягивало мерцание переплетенных ветвей, серебрящихся от лунного света, света проезжающих машин, и того, далеко света. Все это на фоне черного неба и затемненного снега. - Ты назвала пейзаж «Свет в конце тоннеля»? - Ну, это слишком банально. Называется пейзаж просто «Ночь». Внизу по свежей живописи я процарапала цитату из Гумилева: «И ты пришла, и гонишь прочь надменных птиц – мои печали. О повелительница ночь, никто не в силах превозмочь надменный шаг твоих сандалий» - Очень романтично. Твои работы пользовались успехом? - Местный краеведческий музей в Тымовском организовал мою персональную выставку. Приятных отзывов было вполне достаточно. - Сейчас многие художники продают свои картины. Ты не пробовала этим заниматься? - У меня не было такого желания. В Тымовском заезжая коммерсантка купила как-то две моих работы, но радости мне это не доставило. - У тебя есть автопортреты? Как ты видишь себя на холсте? - На одном из них преобладает зеленое и красное – контрастные цвета. Противоречий в душе много разных. - Не относится ли к ним и вера в Бога? - Настоящая вера не может быть противоречивой. Бога принимают всей душой или не принимают вообще - Как ты пришла к такому пониманию? - Это трудно объяснить словами, поскольку понимание приходит не сразу. В Суздале у меня появилась подруга, отец которой занимался иконописью. Я часто бывала в той семье, мы много ездили по святым местам средней России. В то время я о окрестилась, и иконы тоже писать стала. А после окончания училища вернулась на Сахалин – скучала очень по родителям. Но каждый отпуск непременно ездила в Суздаль, словно подзаряжаясь там. Исповедовалась у духовного отца, который и посоветовал мне уезжать с Сахалина, ведь на острове долгое время не было ни одной церкви. Прошлым летом я уже уволилась с работы, чтобы перебраться на материк. Но разговор с владыкой Аркадием – епископом Южно-Сахалинским – все изменил, теперь я пишу иконы для местных храмов. - А как же с любимыми тобой пейзажами и портретами? - Обязательное условие для иконописца – убить в себе свободного художника. И для меня это было не в тягость. Кто-то из классиков сказал: если можешь не писать – не пиши. Раньше я не могла не писать пейзажи и портреты – потому и писала. Сейчас – могу. Вот и не пишу. - Но ведь художник по сути своей творческая личность. Как же можно отказаться от самовыражения, от вдохновения, наконец? - Каждый человек по большому счету творческая личность. И от творчества, и от самовыражения я никуда не ушла. Ушла, пожалуй, от изнуряющего самокопания светской живописи. А вдохновение, думается, - вещь не очень надежная. В иконописи нет такого понятия. Есть другое – труд с Божьей помощью. Я после утренней молитвы сажусь и работаю пока солнышко не скроется. Икона – это молитва. Для иконы нужно обязательно дневной освещение. Она пишется с помощью молитвы и для молитвы. Ведь не мы на икону смотрим, а она – на нас. - Как долго ты работаешь над иконой? - С каждой бывает по-разному. Одну буквально в несколько дней напишешь, а другую и за месяц не закончишь. Но я не тороплю и не замедляю времени. - Говорят, что в любом творчестве человек расходует себя. Видимо ли это происходит и в иконописи? - Когда закончишь работу над иконой, то физически чувствуешь большую усталость. Зато морально испытываешь небывалый подъем. Теперь в нынешней своей жизни я все же получаю больше, чем отдаю. - Для этого тебе пришлось от много отказаться. А у женщин есть врожденное чувство – нравиться другим. Для этого существует красивая и модная одежа, макияж, прически и так далее… - Мы – люди православные, нам нужно скромно выглядеть. Период жизни, когда я изобретала разные прически, подбирала оттенки макияжа, давно прошел. Я попробовала внешние атрибуты и решила, что они не для меня. - Но эти атрибуты все равно являются составляющими женской красоты. А красота, если верить классикам, спасет мир. - Это слова Достоевского. Мне кажется, что красота и доброта – идентичны. По-моему, Достоевский имел в виду именно этот смысл. А красота и церковь были всегда неразделимыми понятиями. - Церковь проповедует скромность и видит предназначение женщины в семье, в продолжении рода человеческого. Не лишаешься ли ты этого своей нынешней жизнью? - Не думаю. Для создания семьи нужна прежде всего любовь. Ну а здесь уж как Бога даст. - Материальные блага тоже дает Бог. Тебе платят за работу? - Платят. 100 тысяч рублей в месяц. - Негусто. А более известные иконописцы сколько получают? - Не знаю точно, но тоже немного. Иконопись – это не средство обогащения, а выражение православного мироощущения человека на пути к Богу. Отец моей подруги, занимаясь иконописью, стал священником. - А ты о монашестве не думаешь? - Перед любым православным человеком два пути: семейный и монашеский. Второй выбирает тот, кто чувствует в себе силы для истинного служения Богу. Этот путь далеко не для каждого. У меня пока сомнения в моих силах. - Чего ты сейчас хочешь больше всего? - Очень хочется снова побывать в святых российских местах. Но это пока невозможно, работы срочной много. - Что тебе не очень нравится в твоей нынешней жизни? - Это не для диктофона. Свободы маловато. Я всегда была вольным человеком, с четырнадцати лет живу самостоятельно. А сейчас – некоторая замкнутость. Правда, я к ней привыкаю, работать мне стало лучше. - Ты не считаешь, то я тебе послана как искушение, дабы совратить своими вопросами с пути истинного? - Каждый человек несет по жизни свой крест. Если ваши вопросы искушение – я должна его преодолеть. - Насколько я понимаю, ты счастливый человек. В чем это счастье? - Я хотела заниматься любимым делом. И я им занимаюсь. Я хотела служить Богу. И я Ему служу. Статья от 22 июля 1994 г Свято-Покровский мужской монастырь (г. Корсаков)
|